Том 2. Мелкий бес - Страница 137


К оглавлению

137

– Страшные большие существа носятся и пожирают друг друга.

Другое смотрело на улицу и говорило:

– Маленькие человечки мирно беседуют, и проходят, все проходят…

Первое сказало:

– Мои остаются. Боюсь, что доберутся они и до человечков.

Но второе сказало:

– Человечки уйдут…

Лампа и спички

На столе стояла лампа.

С неё сняли стекло; лампа увидала спичку, и сказала:

– Ты, малютка, подальше, я опасна, я сейчас загорюсь. Я зажигаюсь каждый вечер, – ведь без меня нельзя работать по вечерам.

– Каждый вечер! – сказала спичка, – зажигаться каждый вечер, – это ужасно!

– Почему же? – спросила лампа.

– Но ведь любить можно только однажды! – сказала спичка, вспыхнула, – и умерла.

Капля и пылинка

Капля падала в дожде, пылинка лежала на земле.

Капля хотела соединиться с существом твердым, – надоело ей свободно плавать.

С пылинкою соединилась она – и легла на землю комком грязи.

Та самая

Шёл поезд, и шел всё в одну сторону. И был там пассажир, который должен был выйти на той самой станции, где ждали его лошади и друзья.

Пассажир был нетерпеливый, на каждой станции выходил и спрашивал:

– Это – та самая станция?

А ему отвечали:

– Нет, еще не та.

И, наконец, он заснул в вагоне. Спал долго, видел очень приятные сны.

Вдруг проснулся, а поезд стоит. Пассажир побежал на платформу, спрашивает:

– Это – та самая станция?

А ему отвечают:

– Нет, уж не та.

И скоро поезд пошел дальше, а пассажир сидел в вагоне, и плакал.

Равенство

Большая рыба догнала малую, и хотела проглотить. Малая рыба запищала:

– Это несправедливо. Я тоже хочу жить. Все рыбы равны перед законом.

Большая рыба ответила:

– Что же, я и не спорю, что мы равны. Коли не хочешь, чтоб я тебя съела, так ты, пожалуй, глотай меня на здоровье, – глотай, ничего, не сомневайся, я не спорю.

Малая рыбка примерилась, туда-сюда, не может проглотить большую рыбу. Вздохнула, и говорит:

– Твоя взяла, – глотай!

Хрыч да хрычовка

Жили-были хрыч да хрычовка.

Жил хрыч пятьсот лет, хрычовка – четыреста.

Получал хрыч большую пенсию и отдавал ее хрычовке на расходы.

Хрыч носил фуфайку на теле, хрычовка чернила волосы фиксатуаром.

Хрыч нюхал табачок и ходил в баню париться, – хрычовка ела конфетки и ходила в русскую оперу.

Пошел раз хрыч в баню, парился, парился, запарился, умер на полке.

Пошла хрычовка в оперу, вызывала певца, кричала, кричала, закричалась, умерла на галерке.

Схоронили хрыча да хрычовку.

Тужить не о чем: будут хрычи, будут и хрычовки.

Самостоятельные листья

Сидели листья на ветке, на прочных черешках, и скучали. Очень неприятно: птицы летают, кошки бегают, тучи носятся, – а тут сиди на ветке. Качались листья, старались оторваться. Они говорили друг другу:

– Мы можем жить самостоятельно. Мы созрели. Не все-же нам быть под опекою, сидеть на этой глупой старой ветке!

Качались, качались, оторвались, наконец, упали на землю, и увяли.

Пришел садовник, вымел их с сором.

Одежды лилии и капустные одежки

В саду на куртине росла лилия. Она была белая с красным, красивая и гордая.

Она тихо говорила пролетавшему над нею ветру:

– Ты осторожнее. Я – царственная лилия, и сам Соломон премудрый не одевался так пышно и красиво, как я.

Неподалеку, в огороди, росла капуста. Она услышала лилейные слова, засмеялась, и сказала:

– Этот старый Соломон был, по-моему, просто санкюлот. Как они одевались, эти древние? Прикроют кое-как наготу халатом, да и воображают, что вырядились по самой лучшей моде. А вот я выучила людей одеваться, уж могу себе чести приписать: на голышку-кочерыжку первую покрышку, рубашку, на рубашку стяжку, на стяжку под-одежку, на неё застежку, на застежку одежку, на одежку застежку, на застежку пряжку, на пряжку опять рубашку, одежку, застежку, рубашку, пряжку, с боков покрышку, сверху покрышку, снизу покрышку, не видать кочерыжку. Тепло и прилично.

Злая гадина, солнце и труба

Забралась в дом злая гадина, людей покусала и повыгнала, углы запакостила и осталась жить: понравилось ей в доме.

Люди плакали, да ничего не могли сделать.

Сказало им солнце:

– Я вам помогу. Злая гадина боится света.

И послало в окна дома свои лучи.

Злая гадина зашипела, закрыла все окна черными ставнями, и уж ни один солнечный луч не мог войти в дом. А которые попали, те умерли.

Тогда сказала труба:

– Солнце не помогло, дай-ка я попытаюсь помочь. Злая гадина любит тишину, и не выносит звука.

И труба затрубила во всю мочь.

Сквозь черные ставни, сквозь толстые стены пробились трубные звуки.

Зашипела злая гадина, уползла.

Люди вошли в дом.

Только долго еще оставался в доме скверный дух от злой гадины.

Мухомор в начальниках

Жил на свете мухомор.

Он был хитрый и знал, как устроиться получше: поступил в чиновники, служил долго, и сделался начальником.

Люди знали, что он не человек, а просто старый гриб, да и то поганый, но должны были его слушаться.

Мухомор ворчал, брюзжал, злился, брызгал слюной и портил все бумаги.

Вот один раз случилось, когда мухомор выходил из своей кареты, подбежал к тому месту босой мальчишка, и закричал:

– Батюшки, какой большой мухомор, да какой поганый!

137